– Смотри, – шепнул я, трогая Володьку за плечо. – Что-то чернеет – там, в тумане…
Он нахмурился и качнул головой:
– Дерево. Или куст.
– Раньше здесь не было кустов!
– Ты просто забыл.
– Кусты начинаются после родника.
– А вон тебе и родник, – Володька усмехнулся. – Да расслабься ты, здесь не Зона!
Он старше меня на три года. К тому же местный – хорошо знает этот район.
И правда, чего я так разволновался? Тьфу! Словно сопливая девчонка…
Мы идём, не меняя направления, – по склону оврага между болотистой низиной и скрытым в тумане лесом. Собственно, у нас и выбора нет – лезть в чащу опасно, ещё нарвёшься на какую-нибудь «изменённую» травку, а топать по колено в болотной жиже – удовольствие для дебилов.
Володька спокойно шагает по тропинке.
А я… я хочу оставаться дальше от всего, что темнеет во мгле. Иду по осоке и… левой ногой глубоко проваливаюсь в грязь!
Я – дебил!
Пока вытаскиваю ногу – гнилой шнурок лопается, и кроссовка остаётся в болоте. Кое-как её оттуда выковыриваю.
Что за день сегодня?!
Володька смеётся. Но ждать меня не собирается:
– Догоняй!
Я сажусь прямо на мокрую траву, вытираю об неё же облепленную грязью кроссовку. Связываю лопнувший шнурок.
Когда поднимаю глаза – Пилипенко уже и след простыл.
Он что, нарочно?!
– Эй!
Только этого не хватало – остаться тут одному!
Я торопливо обуваюсь и бегу по тропинке.
– Эй! Володька!
А он, гад, не отзывается…
Лишь какой-то странный сдавленный звук долетает впереди справа – от неясного силуэта в тумане.
Я вздрагиваю и делаю шаг в том направлении:
– Дурачок, это ведь не смешно…
Я уже злюсь. Я готов дать ему в ухо – пофиг, что он старше и сильнее! Решительно двигаюсь на звук.
И через десяток метров цепенею, будто примороженная муха.
– …А это мутант или аномалия?
– До сих пор нет единого мнения.
– То есть вообще ничего не понятно? – удивился Данилин.
– А где оно водится? – уточнил Кашин.
– Где? – Я закрыл глаза и провёл пальцами по столу. – А ты вообрази – выходишь ночью из подъезда. Сворачиваешь в тёмный переулок. И вдруг…
Наташа Щерба громко роняет пенал.
Танечка Корчевная на последней парте взвизгивает от избытка чувств.
Мальчишки оглядываются и хихикают.
Я тоже улыбаюсь.
И отворачиваюсь к окну.
…Я вижу Володьку.
Верхняя половина его тела торчит из какой-то чёрной хреновины, напоминающей широкий резиновый раструб. И этот живой колышущийся раструб – часть чего-то огромного, тёмного, скрытого в дымке.
Володька смотрит на меня расширенными глазами. Его губы вздрагивают, будто он хочет крикнуть. Но вместо этого из его груди вырывается всё тот же сдавленный хрип:
– Помоги…
Я бросаюсь к нему, хватаю его за куртку. И меня словно холодом обдаёт. Ноги подкашиваются – ещё немного, и я упаду рядом…
И буду следующим!
Ясная мысль пронзает меня в долю мгновения.
Я отшатываюсь. Отступаю назад.
Раструб шевелится, втягивая Володьку – словно огромная чёрная глотка. Уже только плечи, голова торчат наружу – я слышу, как хрустят его кости…
Но он до сих пор жив.
И смотрит на меня – я почти физически чувствую его боль и ужас.
Дрожащей рукой выхватываю из кармана отцовский «грач» и нажимаю спуск.
Пуля попадает Володьке в голову…
Листья клёна за окном – ярко-зелёные, словно в начале мая. Они похожи на бабочек, когда колышутся в солнечных лучах. Ещё немного – и вспорхнут, закружатся в воздухе…
Что-то хрустнуло в моей руке. Механический карандаш сломался.
Я повернул голову и окинул класс взглядом.
– И это всё? – Кашин разочарован. – То есть до сих пор точно неизвестно, как эта тварь выглядит?
– Неизвестно.
– И что, никому не удалось её поймать или убить?
– Никому, – кивнул я. И уточнил: – Думаю, это не мутант, а существо из другого мира. Что-то вроде живой аномалии…
– Такое бывает? – удивился Иевлев.
– Бывает.
– Интересно, – шмыгнул носом Данилин. – Может, его и нету – этого живоглота? Может, обычные байки, страшилки…
– Не байки. Просто те, кто хорошо его рассмотрел, – ничего уже не расскажут.
Девятый «А» притих.
И первым нарушил молчание Иевлев:
– Но ведь тут противоречие… – любимое его слово.
Громкий и радостный звонок долетел из коридора.
Я изобразил улыбку:
– Всего доброго! Продолжим в следующий раз…
Ребятишки прощались и уходили.
А я всё сидел за столом – опустив веки, вслушиваясь в чириканье воробьёв за окном.
– До свидания, Глеб Антонович!
– До свидания.
Ещё пару месяцев назад я бы и во сне не поверил, что буду вести ОБЖ в школе…
Хотя кто лучше меня сумеет такому научить? «Безопасно выживать» – разве не этим я занимался последние восемнадцать лет?
…Чёрный раструб целиком втягивает тело Володьки. А я до сих пор стреляю в то тёмное, огромное, что окутано туманным маревом. Неясный силуэт едва колышется, разрывные пули уходят, как в болото.
Но я продолжаю давить спуск – будто страх и ненависть не дают мне ослабить палец.
«Резиновый» раструб уползает в дымку. Я медленно отступаю. А большой размытый силуэт как-то странно вздрагивает. И мой столбняк вдруг проходит.
Я бросаюсь наутёк – без оглядки!
Последняя вспышка в памяти – что-то тёмное, нависающее надо мной, как огромная ладонь. Или как раскрытая чёрная пасть…