С Белкой на руках я не успею убежать далеко…
Остаётся ждать?
А чтоб ему! Ещё один шар!
Он появляется со стороны чёрной просеки. И, снижаясь, летит прямиком ко мне.
Скорее накрыть Белку!
В этот раз я успеваю поднять на голову капюшон. Закрываю глаза. Отсчитываю время ударами сердца.
Сейчас жар куда сильнее! Немецкая куртка помогает плохо. Я стискиваю зубы, ещё чуть-чуть, и заору от боли!
И тогда любопытный плазмон опустится ниже…
«Ну, чего тебе надо?! Улетай, сука, улетай!»
Отпустило…
Я открываю глаза.
Шар огибает лежащий на боку БТР. Скрывается из виду.
Я приподнимаюсь. И вдруг замечаю, что цепь, тянущаяся от руки девочки, ослабла. Я не верю своей удаче: пара звеньев расплавилась!
– Горячо… – шепчет Белка. – Почему так горячо?
– Уже не так, – отзываюсь я и тревожно заглядываю в её глаза. – Ползти сможешь?
Она недоумённо моргает:
– Ползти?
– Тс-с… – прикладываю я палец к губам.
Белка поворачивает голову и расширенными глазами смотрит на идиллическую картинку с обугленными трупами. Больше всего я боюсь, что она закричит от страха.
Но она просто бледнеет. Беззвучно кивает.
И, вжимаясь в землю, мы уползаем с дороги в лес.
Наверное, целую сотню метров не рискуем подняться на ноги.
Бандитов не видно и не слышно.
Трупов на дороге осталось не так много. Значит, остальные успели сбежать. Полагаю, они сейчас далеко!
Сейчас я больше думаю о том, что осталось за спиной.
Дождь едва моросит. Но погода по-прежнему дерьмовая. Клочья облаков клубятся рядом с верхушками сосен. Иногда там, в серой толще, проскакивают вспышки молний…
Идеальная для плазмонов погода.
Мы вползаем на холм, переваливаем через него, и лишь тогда я вполголоса командую:
– Встаём!
Устойчивый, неотвязный аромат озона витает в воздухе. А ещё кажется, что до сих пор где-то рядом – вонь сгоревшей плоти.
К чёрту!
До посёлка осталось не так уж много. Если по прямой через лес – максимум километров пятнадцать.
Часа за три доковыляем.
Об одном стоит жалеть – о пакете с артефактами. Всё, ради чего я тащился на Ярмарку. Столько усилий – коту, то есть плазмону, под хвост…
Обидно.
– Что это было? – шёпотом выдавливает Белка.
– Красивый атмосферный феномен.
Болит обожжённая спина, не хочется вдаваться в подробности.
Дождь понемногу утихает…
Мы идём без отдыха.
Только раз останавливаемся у ручья, чтоб напиться и перевести дух.
Ранние сумерки опускаются на лес, когда, усталые и мокрые, мы наконец достигаем окраины того самого посёлка.
Этот – один из трёх, до которых можно добраться по лесной дороге. Если бандиты всё-таки идут следом, пусть ещё поломают голову.
А нам…
Нам придётся ломать голову, где дожидается группа Насти.
Мы стоим под деревом и таращимся на одинаковые серые коробки домов. Без стёкол, кустарник подступает вплотную к стенам. Обычная картина во всей полосе отчуждения…
Я вяло сплёвываю.
Вероятно, нас должны были встречать у дороги. А мы вышли совсем с другой стороны, прямиком из леса…
Неужто ещё надо бродить по этому кирпично-каменному лабиринту? Терпение лопается, я сажусь на траву и просто кричу:
– Настя-а-а! Ты где?!
Проходит минута, другая…
Я зеваю и поднимаюсь, с трудом перебарывая соблазн пальнуть в воздух.
Хрустит ветка.
А следом из-за угла дома появляется физиономия Ромки.
У каждого человека есть предел выносливости.
Я видел беженцев, которые шли пешком третий день, – они падали лицом в грязь, засыпая на ходу. Встречал хрупких женщин, которые ухитрялись оставаться бодрыми несколько суток – без еды и почти без сна. И видел здоровых мужиков, устраивавших истерики, один раз оставшись без обеда…
Сейчас я – как те беженцы. Готов упасть даже на сырую землю!
Сумасшедшая карусель последних дней тому виной? Или несколько часов, проведенных в полынье?
Не имеет значения…
Для меня сейчас вообще мало что имело значение.
Как автомат, я отвечал на вопросы Насти. Автоматически отметил, что Ромка и Миха – вся её группа.
Вяло подумал:
«Где же остальные?»
И приказал быть начеку, а меня, если ничего не произойдёт, разбудить через шесть часов.
Помню, как Настя заставила меня и Белку переодеться в сухое. Помню, как чем-то мне смазывали обожжённую спину. А Ромка с помощью нехитрого инструмента ухитрился снять остатки кандалов с запястья Белки.
Больше не помню ничего…
«Холодно…», – подумал я.
Открыл веки и удивлённо огляделся. Где это я?
Потом сообразил.
Отсветы дальнего зарева кое-как освещали комнату.
Рядом посапывали Ромка и Миха. В углу, на куче тряпья, нервно ворочалась Белка.
Я попробовал её куртку, развешенную на стуле, – вроде уже сухая. Выставил регулятор на минимум и аккуратно укрыл сестрёнку.
Моя одёжка, кстати, тоже высохла. Я накинул её на плечи и замер, вслушиваясь.
Кругом спокойно. Только шелестит на ветру листва…
Я взял автомат, подошёл к двери того, что раньше было квартирой. Приоткрыл её и выглянул на лестницу.
Темно, как в шахте, и пусто…
Интересно, а где Настя?
Она ведь должна караулить наш безмятежный сон, но что-то нигде на горизонте не видать «учительницы»…
Бесшумно ступая, я сошёл по лестнице.
Аккуратно выглянул из подъезда и услышал за спиной иронический голос:
– Неужто ещё не нагулялся?
Я вздрогнул, озираясь, и лишь тогда уловил очертания фигуры. Прошептал сердито:
– Только подкрадываться не надо! А если б я выстрелил?!
Она ответила негромким смехом – будто колокольчик зазвенел в темноте: